Берия окликнул:

— Феничка! Ты где?

Посыпались кирпичи, из них вылезла страшная, толстая, покрытая шерстью или рваной ватой фигура — лысая голова поднималась из этой массы, как желтый бильярдный шар. Нет, скорее существо было похоже на преувеличенного новорожденного орленка. Может, таким и был птенец птицы Рокк.

— Ну вот, — загудел Феничка, — а я уж ждать раздумал. На что, думаю, мне спать, раз никто не придет, вы заняты, дела у вас, заботы, разве я не понимаю, я ведь все понимаю…

— Как дела с переходом? — оборвал его Берия.

— Теплится, зиждется, молотится, — ответил Феничка. — До ста досчитайте, и можно лезть. Головкой вперед, все равно не вернетесь.

И Феничка залился неудержимым смехом, блестящая голова дергалась, а притороченное к ней мохнатое тело шаталось, будто старалось отделиться от головы.

Феничка отсмеялся, и все покорно ждали, пока он утих, потом полез в сторону, по проходу, по битому кирпичу в арматуре, приговаривая:

— Камуфляж долбаный, когда-нибудь я ножку сломаю, вторую сломаю и обезножу. Как вы без меня будете?

Он остановился перед занавесом, висевшим на проволоке. Кольца были тоже сделаны из проволоки.

Феничка потянул занавес в сторону, заглянул туда, в темноту, и сказал:

— Располагайтесь, берите бутерброды, начинается минута ожидания.

Никто не двинулся с места.

— Не хотите — как хотите, а я вам должен заявить, что намедни сюда оттуда две крысы проникли. Они ведь без понятия. Боюсь, что расплодятся они на человеческом мясе.

— Вряд ли, — сказал Лядов. — Не тот у них здесь метаболизм. Мне приходилось их ловить. Жалкие создания.

— Жалкие-жалкие, а им принадлежит будущее, — сказал Феничка. — Было у меня к этому видение. Вы все друг дружку перебьете, передушите, придут крысы во главе с крысиным царем — я его видел, как вас видел, — и возьмут этот мир в свои корявые лапки.

И снова Феничка рассмеялся.

Егор надеялся, что у Фенички нет особого нюха, предчувствия. В Чистилище встречались отшельники — то религиозные, то по склонности души. Большей частью чудаки, иногда опасные маньяки, и именно среди них водились люди с повышенной чувствительностью. Одни могли почувствовать твое настроение или даже намерения, другие чуяли человека за несколько метров — ведь им приходилось все время напрягать свои чувства.

Феничка не почувствовал присутствия Егора. И то хорошо.

— Там ничего не построили? — спросил Лаврентий Павлович.

— А мне что? Если построили, вы лбы расшибете!

— Сначала тебе расшибут, — сказал Лаврентий Павлович.

— И то верно, — согласился Феничка, — вы человек безжалостный. Но, по моему разумению, там никаких перемен нет. Запустение, почти как у нас.

— Кроме крыс, никто не совался?

— Как я понимаю, — сказал Феничка, — наш ход — резервный, о нем знать не положено.

— Другие ходы я ликвидирую, — сказал Берия.

Видно, он был давно и хорошо знаком с Феничкой, потому что после первого укола фразами они стали говорить спокойно и доверительно.

— Не получится, — сказал Феничка. — Не ликвидируете, Лаврентий Павлович, — одеяльце на глазах расползается. Такова наша планида. Я ведь себя последнее время чувствую просто ужасно. А оттуда зараза идет. Честное слово, даже меня напугали. То ветерок ядовитый, то жарой пахнет, а иногда даже запахи стали проникать.

— Потерпи, — сказал Берия. — Скоро мы все это исправим.

— Я слышал, — сказал Феничка, — что ты там натворил.

— Я?

— Чаянова убили, Лариску, а потом война была, и ты еще кого-то из консулов чик-чик? Стремишься к неограниченной власти?

— Без нее не бывает настоящего порядка, — твердо ответил Берия. — Если не взять власть, она упадет на землю, и ее затопчут кому не лень. Тогда поднимай не поднимай, все равно уже не отмоешь.

— Красиво говоришь. Скоро будет свет.

— А какая сейчас периодичность? — спросил Берия.

— Каждые полчаса, — сказал Феничка, — но неточно.

— Смотри не пропусти момент, — сказал Берия.

— Я его чую, — сказал Феничка. — Не зря на этом деле держусь к взаимному уважению.

Они замолчали, ждали. Потом Берия спросил:

— А сам часто туда шастаешь?

— Ну как можно, у меня здоровье одно, — ответил Феничка. — Я хочу досмотреть.

— Что досмотреть?

— Падение дома Эшеров.

Берия почуял подвох. Феничка знал что-то, неизвестное Берии. Берия не стал переспрашивать.

В наступившей паузе громко раздался голос Лядова:

— А вы кем были в прошлой жизни?

— Никогда не догадаетесь, — сказал Феничка.

— По хозяйственной части? — спросил Майоранский.

— Не буду вас мучить подозрениями, — сказал Феничка, поводя вокруг себя орлиным ярким взглядом. В полутьме глаза чуть светились. — Я был секретарем райкома.

— Нет, — откликнулся Лядов. — Таких в секретари не брали. Требовался облик.

— Правильно! — вдруг поддержал его Лаврентий Павлович. — Без облика какой может быть руководитель?

— Я был доцентом кафедры марксизма-ленинизма, — признался Феничка и лукаво усмехнулся. Оказывается, он умел лукаво усмехаться.

И тут слабый отблеск из-за занавеса упал на голову Фенички, вспыхнул искоркой, и громадный заброшенный цех на мгновение осветился алым отблеском адского пламени.

— Ура! — закричал Феничка. — Ура. Карета подана, господа присяжные заседатели. Вы не узнали меня, любимого героя своих детских лет, но я на вас не обижаюсь. Пошли, открывайте занавес и шагайте. Смело. В нашем распоряжении всего две минуты. До свидания, товарищи, — торжественно произнес Феничка и оттянул на себя край занавеса.

Свет оттуда раздражал, он был болезненным и мерцающим.

Агенты Берии задержались, не решаясь сделать шаг.

— А ну, пошли! — крикнул Берия, словно на лошадей.

Как ни странно, этот окрик воздействовал, и шахматисты дружно, парой, как малыши в яслях, шагнули к свету и исчезли, поглощенные им.

И тут же Феничка отпустил занавес.

Свет из-за занавеса тускнел, пока не пропал.

— Славно потрудились, — сказал Феничка. — Какие планы на будущее?

— Через три дня должны возвратиться, — сказал Берия. — Если операция «Гадюка» увенчается успехом.

— То есть если они возвратятся — хорошо, а если не возвратятся — еще лучше?

— Нет, — задумчиво ответил Берия. — Я не планирую их ликвидировать. Если они выполнят задание — пускай живут. Если решат остаться там, то через три дня помрут. Для меня это будет ударом.

— Доктор сказал? — Феничка был в курсе многих дел Берии, и Лаврентия Павловича это не удивляло и не сердило.

— Доктор сказал. Это его вакцина.

— Ценный фрукт — этот доктор.

— Мне он не нравится, но я пока не могу себе позволить…

— …его ликвидировать, — закончил Феничка фразу за Берию. — Потому что он единственный, кто может сделать вакцину. А мой уважаемый собеседник не исключает, что вакцина может понадобиться и ему самому.

— Если рейд моих шахматистов провалится и если вакцина будет действовать дольше…

— Добро, я устал, мне надоели ваши заморочки. Идите в Смольный, товарищ вождь. Планируйте великие дела. Сколько еще консулов осталось?

— Не говори глупостей.

— А я ничего другого не умею.

Егор отпрянул за колонну, Берия в сопровождении двух охранников быстро прошел к выходу из здания.

Стало тихо.

Потом послышался голос Фенички:

— Вылезайте, лапушки, вылезайте, милые, порадуйте стариковское сердце.

В ответ раздался детский смех.

Егор выглянул из-за колонны.

Феничка стоял на открытом месте, расставив руки и ноги, и был похож на пингвина.

А у его ног прыгали и пели две маленькие девочки в кружевных платьицах, что было совершенно немыслимо, так как дети в Чистилище не попадают. А если и встречаются, старше десяти — когда человек уже догадывается о существовании смерти.

Феничка раскачивался, как игрушечный пингвин, и тоже танцевал, неуклюже и уморительно.

— В саду родилась елочка, — пели девочки.